Франц Кафка. Форум

Е.Кацева
Предисловие к изданию Ф.Кафка, "Письмо к отцу" (Спб, 2005)

"Ты нежизнеспособен..."

Летом прошлого года в Нижнем Новгороде на конференции, посвященной австрийскому писателю Францу Кафке, советник по культуре Австрийского посольства в Москве Вероника Заир обратилась к участникам с вопросом: "Какое произведение Кафки вы считали бы нужным издать большим тиражом, чтобы оно действительно дошло до многих читателей?" Ответ был один: "Письмо отцу".

Это и неудивительно: широко распространено мнение, что Кафка сложен, труден для восприятия, короче — он для "высоколобых". Так оно, наверное, и есть. Но по крайней мере одной категории — широчайшей! — читателей было бы весьма полезно прочитать всемирно знаменитое "Письмо отцу": родителям. Для того, чтобы знать, как не надо воспитывать детей. Лучшее наглядное пособие едва ли найдется во всей мировой литературе.

Письмо было написано в ноябре 1919 года, за четыре с половиной года до смерти Кафки (3 июня 1924 года; родился он 3 июля 1883-го), и является своего рода кратким конспектом его дневников, которые он вел почти всю жизнь. То есть это своего рода автобиография души, внутреннего мира писателя.

Адресата оно не достигло: по свидетельству Макса Брода, его друга и душеприказчика, Кафка отправил письмо матери с просьбой, чтобы она передала его отцу. Но мать не сделала этого, а вернула письмо сыну "с несколькими успокаивающими словами".

Мать, конечно, любила своих детей, в том числе и единственного сына, но покой и настроение мужа были для нее важнее всего на свете. По дневникам видно, что Кафка понимал это, был и по отношению к матери сдержан и замкнут. Но вряд ли он отдавал себе отчет в том, в какой степени не может положиться на родную мать: ведь по сути ее поступок был предательством сына. И если вспомнить, что лучший и, пожалуй, единственный друг нарушил его завещание — чего, к счастью, он уже не узнал и предвидеть не мог, — согласно которому все рукописи должны быть уничтожены, но вместо этого всё, решительно всё, в том числе дневники и также письма, на радость читающему миру было опубликовано, — если суммировать это, можно представить себе, сколь беспредельно было его одиночество.

Истоки этого одиночества — в семье. Здесь безгранично господствовал отец — самоуверенный, властный, считающий себя непогрешимой мерой всех вещей, единственно достойным образцом для подражания. Одним уже внешним видом, крупной, импозантной фигурой, излучающей физическую силу, он подавлял всех вокруг себя. По сути же своей он был мелким, невежественным, грубым и безаппеляционным человеком, не терпящим ни малейшего отступления от тех правил и заповедей, которые постоянно провозглашал, но сам так же постоянно нарушал и преступал. Франц уже с раннего детства все это зорко замечал, но малейшие противоречия или попытки поступать самостоятельно резко пресекались, высмеивались и лишь усиливали деспотию. Ребенок, юноша из страха перед отцом замолкал, уходил в себя, отстранялся, его воля подавлялась, неуверенность в себе росла и принимала необратимые формы.

Особенно больно это било но стремлению писать, любви к сочинительству, подвергавшейся жестокому высмеиванию, даже глумлению. Вероятно, эта прочно укоренившаяся неуверенность в себе и привела к тому, что многие произведения Кафки—в первую очередь все три романа - не были завершены, что он панически боялся публичности, печатания своих творений. Этой же неуверенностью в себе в конечном итоге, видимо,

объясняется и упоминавшееся предсмертное требование сжечь всё им написанное (за исключением пяти неохотно опубликованных им книжечек, но и те не переиздавать).

"Письмо отцу" — исповедь, объясняющая многие черты и противоречия всего творчества Кафки, история искалеченной жизни, исполненная боли и затаенной любви (все-таки!), обличений и тщетных попыток как-то оправдать того, кого он считал причиной своих мук. "Я — результат Твоего воспитания и моего послушания". Результат трагический.
"Письмо" всеобъемлюще по отношению к жизни Кафки, здесь можно найти объяснения ко всем этапам, аспектам этой жизни, отягощенной и непреодолимыми объективными обстоятельствами, о которых ёмко сказал немецкий критик Гюнтер Лидере в своей книге "Pro und Contra" (Мюнхен, 1974): "Как еврей, он не был полностью своим в христианском мире. Как индифферентный еврей, — а таким он поначалу был, — он не был полностью своим среди евреев. Как немецкоязычный еврей, не был полностью своим среди богемских немцев. Как богемец, не был полностью австрийцем. Как служащий в Обществе по страхованию рабочих, не полностью принадлежал к буржуазии. Как бюргерский сын, не полностью принадлежал к рабочим. Но и канцелярией он не был занят целиком, ибо чувствовал себя писателем".

Один пункт в этой замечательной характеристике хотелось бы уточнить — в связи с тем, что в мировом кафковедении то и дело возникают споры об иудаизме Кафки. Гюнтер Лидере делает оговорку, что "поначалу" Кафка был "индифферентным евреем", — словно "потом" он стал ортодоксальным.

Нет, не стал. Тема иудаизма действительно очень занимала Кафку, но "определиться" в отношении к ней он так и не сумел.

И опять-таки по вине отца. "Не нашел я спасения от Тебя и иудаизме... Но что за иудаизм Ты внедрял в меня! С течением лет у меня трижды менялось к нему отношение", — пишет Кафка, которого в изумление и испуг ввергало лицемерное поведение отца: одно — в храме, и совсем другое — в жизни. Он подробно описывает это поведение как один из примеров его ханжества и цинизма.

В конечном счете, при всем своем глубоком интересе к этой многовековой проблеме, он так и не проникся правоверием, чем и сам немало огорчался. И несмотря на все усилия главного для него авторитета — Макса Брода, он остался в стороне от охватившего в то время многих восточноевропейских евреев стремления уехать в "страну обетованную".